Константин Никольский – автор и исполнитель легендарных песен «Мой друг художник и поэт», «Один взгляд назад», «Ночная птица» – почти не дает интервью: считает, что все уже сказано.
И почти не участвует ни в каких фестивалях: считает их бесполезным «бегом на месте». В минувшие выходные он сделал сразу два исключения из своих правил. В рамках open-air-фестиваля «Мамакабо», собравшегов полях Калужской области уникальных музыкантов, он стал центральной фигурой первого дня, а перед выходом на сцену согласился ответить на вопросы «Новых Известий».
– Константин, вы принимаете участие в фестивале, который имеет свой подзаголовок – «Фестиваль уникальных музыкантов». Но этих музыкантов мало кто видит и слышит. На ваш взгляд, что происходит сегодня в России с уникальными музыкантами?
– Да, по телевизору мы видим одно, а здесь – совсем другое. И это гораздо более ценное, чем то, что показывают с экрана. Во всяком случае, для меня. Такие вещи происходят у нас не только с музыкантами. Подчас в России хорошие специалисты, грамотные люди, которые разбираются в каком-либо предмете, просто не нужны. Поэтому и слетают у нас турбины.
– В чем же причина такого странного отношения к специалистам в России?
– Время такое. Время попса во всех предметах. Серьезно трудиться над чем-то, овладевать какой-то специальностью вроде как и не нужно. Боюсь, как бы не настали времена, когда, скажем, врачи будут владеть своей профессией на уровне какого-нибудь десятиклассника. Боюсь об этом думать, но иногда, в страшных снах, мне кажется, что к этому идет. Это будет ужасно. Поэтому такие фестивали нужны. Причем не только музыкальные. Фестивали ведь могут быть любого направления, в любой отрасли – важно, чтобы там были специалисты, чтобы можно было увидеть, что они умеют и как они это делают. С телеэкрана молодых людей очень часто направляют в разного рода дискотечный гламур, но нет никаких передач о том, простите, куда пойти учиться. То есть там просто отсутствуют главные темы. И детских передач нет, и умных передач нет. В лучшем случае – после часа ночи.
– В чем уникальность тех музыкантов, которые собрались на этот фестиваль?
– Еще до начала я увидел здесь Алексея Кузнецова (один из самых известных джазменов, народный артист России. – «НИ»), – это отдельная история для нашего джаза. Здесь же Дмитрий Малолетов, который играет по сложной системе – тэпингом... Даже тот, кто не понимает, что это, со стороны слушает и удивляется. Игорь Кожин, который со мной приехал, – тоже гитарист великолепный... Вот такие люди здесь собрались. Поэтому я согласился даже не для того, чтобы самому поучаствовать, а чтобы на других посмотреть, встретиться с музыкантами, которых в своей обычной жизни я не вижу, но которых знаю и уважаю. На концертных площадках мы не встречаемся, потому что работаем в разные дни. На гастроли я сейчас не езжу. Так что, это хорошая возможность друг у друга подсмотреть, кто, что и как умеет делать.
– Вы обратили внимание, что сегодня в российской музыке скорее время проектов, а не личностей? Вот вы называете фамилии, а на слуху-то в основном группы...
– Проекты – дело, в общем, неплохое, но на их создание нужны деньги, нужны вложения в эти проекты, а у музыкантов, как правило, нет таких возможностей. В одиночку сегодня еще сложнее. Я в свое время как-то проскочил, но сейчас сделать это очень непросто, сейчас нужно обязательно объединяться какой-то идеей с каким-то серьезным содержанием. Даже великолепный, даже очень талантливый музыкант не сможет просто так записать альбом, потому что время на студии стоит денег, и все дороже и дороже. Хорошие инструменты тоже. Качественная работа вообще стоит очень больших денег.
– А вот есть у нас такой жанр – авторская песня, который, по-моему, изначально предполагал некую защиту от высокого бюджета. Выходит человек с акустической гитарой, поет душевные песни... Но барды сейчас уходят на второй план, не находите? И вообще сильных песен стало как-то меньше...
– А еще я всегда завидовал артистам разговорного жанра. Им даже гитара не нужна – нужен просто микрофон (Смеется). Мне, как автору нескольких произведений, которые входят в золотой фонд отечественной рок-музыки, послушать сегодня нечего, клянусь. Может быть, дело в том, что всё уже придумано, всё написано. Окуджава с Высоцким почти всё сделали. Нам, «Воскресению», «Машине времени» осталось совсем немножко – и мы немножко спели когда-то о чем-то своем. И это отозвалось в нашем поколении или в людях чуть помладше. Остальным, конечно, сложнее. Мы как раз сейчас сидели с музыкантами, с Кожиным, Малолетовым, и именно это обсуждали – что сегодня сказать? Какое содержание должно быть, чтобы вызвать у людей интерес?
– И к чему пришли?
– (Смеется.) Ни к чему пока – вы меня оторвали.
– Многие музыканты сегодня сетуют на то, что музыка уходит в Интернет. Вы как относитесь к тому, что ваши записи, ваши тексты с аккордами гуляют по Сети?
– Многие жалуются, что там качество получается не очень, но я посмотрел ролики с нашего концерта 2004 года, которые выложила в Сеть моя дочь, – по-моему, наоборот, всё слышно. У меня, кстати, Интернет всего неделю, и я посмотрел других артистов – у них качество гораздо хуже.
– Всего неделю?! Серьезно? Ну и как вам?
– Интернет – это такая свалка, которую можно разгребать и что-то найти для себя. Пропадать там, как сумасшедший, я не собираюсь, но есть вещи, которые я могу узнать только в Интернете. Я, например, искал в московском магазине записи одного музыканта – известного, в общем, он и «Грэмми» получал, и на фестивале Эрика Клэптона играл, но ничего не нашел. А в Интернете – пожалуйста, сколько угодно. Я обрадовался, как мальчик, тем более что техника у него потрясающая, и мне никогда уже так не научиться. Единственное, меня не радует, как в Интернете переиначиваются мои тексты. Иной раз просто волосы дыбом становятся. Там не то что незнание стихов – а незнание русского языка. Иногда кажется, что они специально переделывают, чтобы автору жутко стало.
– Еще один момент, связанный с фестивалями. Сейчас уже не только в Европе, но и у нас очень популярными стали оупен-эйры, то есть фестивали под открытым небом. «Мамакабо» тоже проходит на открытой площадке. Как вам такой формат?
– Отличный формат, но ровно до того момента, когда пойдет дождь. Слава Богу, погода здесь великолепная. Все остальное – технические нюансы, прием – тоже на высоком уровне. Вот тут девчонки ходят: «Может, чайку? Кофейку?» Мне, пожилому артисту, это приятно.
– Сегодня все говорят о кризисе. Вот и фестивали стало труднее проводить. А затронул ли экономический кризис лично вас?
– Меня он никак не затронул, потому что уже года три у меня нет плотного концертного графика. Я работаю только в двух клубах в Москве, и иногда меня приглашают куда-то песни попеть. Или какие-то случайные клубы типа «Икры», куда зовут примерно раз в три месяца. Поэтому кризис совершенно ни на что не повлиял. На жизнь мне вполне хватает. А вообще, я думаю, кризис для многих людей – серьезный повод призадуматься.
– О чем?
– О том, как работать дальше. О качестве. Просто так ведь человек ни за что не будет думать – ему обязательно надо дать по какому-нибудь месту: «Аллё! И что, ты считаешь, у тебя так всё хорошо будет всегда?» И музыкантам тоже пора призадуматься, потому что богатые люди, которые заказывали себе вечеринки, быстро поняли, что выступление под фонограмму – оно вообще не стоит нисколько. И у этих фонограммных персонажей сразу кончилась работа. А у людей, которые выходят на сцену и что-то делают при тебе, и делают это мастерски, – с работой всё нормально. И дай Бог, будет нормально.
